|
1. Альма-матер 2. Вот Идет По Свету Человек-Чудак 3. Музыкант наигрывает вальс 4. Диалог у новогодней елки 5. Вальс на лебяжей канавке 6. Южная фантазия 7. Утомленное солнце 8. Портвейн-блюз 9. ШЕР АМИ 10. Две дороги 11. Дневник прапорщика Смирнова 12. И снова уходит поезд Виктор Берковский Альма-матер, альма-матер - Легкая ладья, Белой скатертью дорога В ясные края. Альма-матер, альма-матер, Молодая прыть. Обнимись, народ лохматый, Нам далёко плыть! Вид отважный, облик дружный, Ветер влажный, ветер южный, Парус над волной. Волны катятся полого, Белой скатертью дорога - Вечер выпускной. Альма-матер, альма-матер - Старый драндулет, Над кормой висит громада Набежавших лет. Ветер грозный, век железный, И огонь задут. Здравствуй, здравствуй, пес облезлый,- Как тебя зовут? Обними покрепче брата. Он тебя любил когда-то - Давние дела. Пожелай совсем немного: Чтобы нам с тобой дорога Скатертью была. Альма-матер, альма-матер, Прежних дней пиры! Не забудем аромата Выпускной поры. Лег на плечи, лег на плечи Наш нелегкий век. Обними меня покрепче, Верный человек! Видишь, карточка помята - В лыжных курточках щенята, Смерти - ни одной. Волны катятся полого, Белой скатертью дорога - Вечер выпускной. 1978 2. Вот Идет По Свету Человек-Чудак Сергей Никитин Вот идет по свету человек-чудак сам себе печально улыбаясь в голове его какой-нибудь пустяк с сердцем видно что-нибудь не так. Припев: Приходит время, с юга птицы прилетают снеговые горы тают и не до сна приходит время люди головы теряют и это время называется весна. Сколько сердце валидолом не лечи все равно сплошные перебои сколько головой о стенку не стучи не помогут лучшие врачи. Припев. Поезжай в Австралию без лишних слов там сейчас как раз в разгаре осень на полгода ты без всяких докторов снова будешь весел и здоров. Припев. Булат Окуджава Музыкант в лесу под деревом наигрывает вальс. Он наигрывает вальс то ласково, то страстно. Что касается меня, то я опять гляжу на Вас, А Вы глядите на него, а он глядит в пространство. Целый век играет музыка, затянулся наш пикник. Тот пикник, где пьют и плачат, любят и бросают. Музыкант приник губами к флейте, как я бы к вам приник, Но вы, наверно, тот родник, который не спасает. А музыкант играет вальс, и он не видит ничего. Он стоит к стволу березовому прислонясь плечами. И березовые ветки вместо пальцев у него. А глаза его березовые строги и печальны. Третий век играет музыка, затянулся наш роман. Он затянулся в узелок, горит он - не сгорает. Так давайте ж успокоимся, разойдемся по домам. Но Вы глядите на него... А музыкант играет... Стихи Ю. Левитанского - Что происходит на свете? - А просто зима.
- Просто зима, полагаете вы? - Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю;
В ваши уснувшие ранней порою дома.
- Что же за всем этим будет? - А будет январь.
- Будет январь, вы считаете? - Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
Этот, с картинками вьюги старинный букварь.
- Чем же все это окончится? - Будет апрель.
- Будет апрель, вы уверены? - Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
Будто бы в роще сегодня звенела свирель.
- Что же из этого следует? - Следует - жить!
Шить сарафаны и легкие платья из ситца.
- Вы полагаете, все это будет носиться?
- Я полагаю, что все это следует шить!
Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
Недолговечны ее кабала и опала.
Так разрешите в честь новогоднего бала
Руку на танец, сударыня,вам предложить.
Месяц, серебряный шар со свечою внутри,
И карнавальные маски по кругу, по кругу.
Вальс начинается, дайте ж, сударыня, руку,
И раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три,
раз-два-три.
Пайрам парайрам парайрам парайрам парам,
Пам пам парарарайрам парайрам парайрам.
Вальс начинается, дайте ж, сударыня, руку,
И раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три,
раз-два-три.Александр Розенбаум С распаренных домов спадает легкий зной.
Газон зеленый узкою полоской.
Иду я по прохладной мостовой
Надеждинской, а ныне Маяковской...
И кажется, что я на берегах Невы
Уже почти вот скоро три столетья.
Я помню всех - и мертвых и живых,
Тех, кто сейчас на том и этом свете.
Помню я, когда лебеди плыли
по канавке,
по Лебяжьей,
Помню ветры метельные, злые
над Сенатскою однажды...
И замерзшую Черную речку,
и мятежный лед кронштадтский,
И, конечно, школьный вечер, выпускной мой бал.
И, растворившись в вас, о жители мои,
Спешу в любви единственной признаться!
Я кожей ощущаю, как горит
Огнем сердечным питерское братство!
Так век благодарить я буду Фальконе:
Он всех нас осенил рукой Петровой...
Мой государь на вздыбленном коне!
Спешу к тебе за музыкой и словом.
Убаюканный сонною лестью,
коль продам я черту душу,
Пусть украдкой меня перекрестит
петербургская старушка...
И напомнит мне Черную речку,
и мятежный лед кронштадтский,
И, конечно, школьный вечер, выпускной мой бал.
Коль в крепости часы мне дату назовут,
Я попрошу Дворцовый мост в награду,
Чтоб влиться ручейком в мою Неву
И вечно, Зимний, быть с тобою рядом.
Помню я, как лебеди плыли
по канавке,
по Лебяжьей,
Помнить ветры метельные, злые
над Сенатскою однажды...
И замерзшую Черную речку,
и мятежный лед кронштадтский,
И, конечно, школьный вечер, выпускной мой бал.Евгений Клячкин Ах, эта ночь, - ее не смыть годам!
Рыча от страсти, волны в берег бьются.
Ее глаза мерцают, как вода,
Чисты, как правда, и круглы, как блюдца.
И "сильвупле" в ответ на мой "пардон"
Сказало больше, чем французский паспорт.
Я понял сразу - я дотла сожжен,
И мой карман открылся, как сберкасса.
Я взял для нас шикарный "шевроле",
Я армянину уплатил червонец.
Он мне с акцентом объяснил что - где,
А мне казалось - это был японец.
Швейцар открыл - он черен был, как ночь.
Я негров с детства очень уважаю.
Он согласился нам во всем помочь.
Как жалко, что он был азербайджанец!
Нам стол накрыли в кабинете "люкс",
Стонал оркестр под возгласы "давайте!"
Она шептала: "Ах, я вас боюсь!" -
Совсем как мисс американцу на Гавайях...
Ах, эта ночь! Звезда легла на мыс,
Морская пена увенчала пляжи,
И охватила пальма кипарис,
И кто здесь кто - уже никто не скажет...
А утром пепел слоем на ковре,
И унитаз шампанским пахнет грустно.
А в дверь стучат - увы! - стучатся в дверь,
Лишь простыня еще свисает с люстры.
Ах, эта ночь - мигнула и прошла.
Я так старался, ах, как я старался!
Она, конечно, русскою была,
А я опять евреем оказался.
июль 1974Иосиф Альвек Утомленное солнце Нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, Что нет любви. Мне немного взгрустнулось, Без тоски, без печали, В этот час прозвучали Слова твои: "Расстаемся, я не стану злиться, Виноваты в этом ты и я". Утомленное солнце Нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, Что нет любви. Вадим Мищук Бутылка портвейна разбилась о камень И сладкую влагу впитал чернозем. Скажи мне, что делать с твоими руками, Скажи, где другую бутылку возьмем. Прости мне, что речи горячи и пылки, Прости обороты с началом на "ё". Ведь ты же не просто разбила бутылку, С бутылкой ты сердце разбила мое. Летят самолеты, плывут пароходы, Привычной дорогой идут поезда. И будут еще за портвейном походы, Но счастья не будет уже никогда. Пускай ореол романтизма развеян, Пускай нам уже не поют соловьи, Но я не забуду бутылку портвейна, Весну и дырявые руки твои. Владимир Качан В платье серебристом ты пришла на пристань, Юнкера мои на борт грузятся быстро. Жених и невеста, мы под вальс оркестра Обнялись с тобой - тесно, тесно, нет места кружить. Дальний бой чуть слышный, танец наш бездвижный Мне и наяву сниться будут в Париже. Нам была команда, а тебе не надо В новый адов круг с нами вместе по трапу спешить. Шер Ами, бьется волн хрусталь, Подними вуаль, подними. Бог тебя простит, а меня едва ль, Опусти вуаль, опусти. Бог тебя простит, а меня едва ль, Опусти вуаль, опусти. Будто нет команды, медлят музыканты, Хоть и поднялась к сердцу дрожь канонады. От любви и плена нас зовет сирена, А меня вся Русь держит, держит твоею рукой. Я целую руку, я иду в разлуку, Но оркестр врос и звучит нам на муку, Медь и сталь расстались, и с тобой остались Небо и земля, где любили мы в жизни другой. Шер Ами, бьется волн хрусталь, Подними вуаль, подними. Бог тебя простит, а меня едва ль, Опусти вуаль, опусти. Бог тебя простит, а меня едва ль, Опусти вуаль, опусти. Булат Окуджава Не сольются никогда зимы долгие и лета: у них разные привычки и совсем несхожий вид. Не случайны на земле две дороги - та и эта, та натруживает ноги, эта душу бередит. Эта женщина в окне в платье розового цвета утверждает, что в разлуке невозможно жить без слез, потому что перед ней две дороги - та и эта, та прекрасна, но напрасна, эта, видимо, всерьез. Хоть разбейся, хоть умри - не найти верней ответа, и куда бы наши страсти нас с тобой ни завели, неизменно впереди две дороги - та и эта, без которых невозможно, как без неба и земли. 11. Дневник прапорщика Смирнова Стихи Леонида Филатова Мы шатались на Пасху по Москве по церковной, Ты глядела в то утро на меня одного. Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый, Я купил тебе пряник в форме сердца мово. Музыканты играли невозможное танго И седой молдаванин нам вина подливал. Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..." Вот и все, что в то утро я тебе прошептал. А бежал я из Крыма, и татарин Ахметка Дал мне женскую кофту и отправил в Стамбул, А в Стамбуле, опять же, - ипподром да рулетка, - проигрался вчистую и ремень подтянул. Содержатель кофейни, полюбовник Нинэли, - Малый, тоже из русских, - дал мне дельный совет: "Уезжай из Стамбула. Говорят, что в Марселе полмильона с России, я узнал из газет". И приплыл я в багажном в той Ахметкиной кофте, Как последнюю память, твое фото храня. Это фото я выкрал у фотографа Кости, Это фото в скитаньях утешало меня. Помню, ночью осенней я вскрывал себе вены, Подобрал меня русский бывший штабс-капитан. А в июне в Марселе Бог послал мне Елену, И была она родом из мадьярских цыган. Она пела романсы и страдала чахоткой, И неслышно угасла среди белого дня. И была она умной, и была она доброй, Говорила по-русски, и жалела меня. Я уехал на север, я добрался до Польши, И на пристани в Гданьске, замерзая в снегу, Я почувствовал, Танька, не могу я так больше, Не могу я так больше, больше так не могу. Мы же русские, Танька, мы приходим обратно, Мы встаем на колени, нам иначе нельзя Мы же русские, Танька, дураки и паскуды, Проститутки и воры, шулера и князья. Мы шатались на Пасху по Москве по церковной, Ты глядела в то утро на меня одного. Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый, Я купил тебе пряник в форме сердца мово. Музыканты играли невозможное танго И седой молдаванин нам вина подливал. Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..." Вот и все, что в то утро я тебе прошептал. Валентин Глазанов И снова уходит поезд куда-то, куда-то, И снова стучат колеса: прощай, прощай! От вас никуда не скроюсь, восходы, закаты... И шепчут вдогонку сосны: "Не уезжай!" И снова нашепчет лето кому-то, когда-то... И будут кружиться листья, звенеть, звучать. И песни еще не спеты. Споем, ребята! Ведь наши дела и мысли не замолчать. А если настанет осень, не будем плакать: Мы радостно рассмеемся - зачем грустить? И небо шутя попросим отдать нам на память Лучистые руки солнца и пенье птиц. И снова уходит поезд куда-то, куда-то, И снова стучат колеса: прощай, прощай! От вас никуда не скроюсь, восходы, закаты, И шепчут вдогонку сосны: "Не уезжай!" 1972 г. |